Работа заведующего кафедрой географии и экологии ПГУ им. Шолом-Алейхема, доктора географических наук «Российское землепроходческое движение в Приамурье (ХVII век): историко-географическая ретроспектива» получила золотую медаль престижного международного Парижского книжного салона. Журналист «Ди Вох» пообщался с автором монографии
БИРОБИДЖАН, 4 июня, «Город на Бире» – По идее, это должно было стать знаменательным событием в жизни нашей области, но, к сожалению, не стало. Печально, но мы не осознаём, что живём в месте, историей которого нужно гордиться. Потому что для этого из этой самой истории нужно хоть что-то знать. Мой собеседник темой дальневосточного прошлого ещё не переболел, а меня самого увлёк всерьёз и надолго.
– Любая профессия так или иначе накладывает на человека отпечаток. Интересно, как на Вячеслава Геннадьевича Шведова повлияла наука география?
– Я потерял интерес к поездкам. Давайте вспомним книгу «Дети капитана Гранта». В ней есть классическая фигура Паганеля. Помните: он оказывается в Южной Америке и говорит товарищам, что за вот тем-то хребтом будет то-то и то-то. Местные проводники его спрашивают: «Сеньор, вы здесь бывали?» А он отвечает: «Я объездил весь мир, сидя в кресле». Мне стало неинтересно ездить, потому что я наперёд знаю, что именно увижу.
– Но в разных местах, особенно в тех, о которых вы пишете, должны возникать какие-то внутренние чувства...
– Отрезок побережья Амура, который омывает Еврейскую автономную область, я прошёл целиком: от Пашково до Хабаровска. Я углублялся вверх по рекам – и, вы правы, там действительно срабатывало какое-то обострённое восприятие. Я представлял себе, как идут ладьи вниз по Амуру, представлял, как могли протекать сражения в конкретных местах. Достаточно чётко в своём воображении мне удалось реконструировать поход Онуфрия Степанова вверх по Бире. Я всегда утверждал и сейчас утверждаю, что он поднимался где-то примерно до Биробиджана. В своей книге я об этом пишу. То есть местность начинаешь видеть не просто как конкретную данность, а как площадку, где происходили реальные исторические события, причем с поправкой на эпоху. Начинаешь воспринимать её как функционал, который пригоден или непригоден для каких-то событий.
– Мало смоделировать какие-либо события на конкретной местности и в собственном сознании. Нужно ещё суметь поделиться всеми этими соображениями с читателем. Помогают писательские способности?
– Скорее здесь сказывается определенный круг знаний об эпохе, о событиях. Плюс расширенное представление о том, как реально выглядело оружие, защитные системы, какова была тактика военных действий. Ну и воображение, конечно.
– В книге довольно вкусно описано, какие бойцовские качества были присущи казакам, какими военными навыками они обладали. А как же китайцы с их знаменитыми восточными единоборствами?..
– Ну, во-первых, китайцы в книге представлены незначительно, её «антигерои» – маньчжуры. А во-вторых, мне нужно было реально объяснить, как казаки в рукопашном бою одерживали победы над превосходящими силами противника. Боевые действия казаков отрабатывались веками. Это хорошо описано в книге «Русь изначальная». Они реально владели приёмами рукопашного боя, которые отрабатывались как индивидуально, так и в группе. Но в первую очередь – мастерство владения оружием. Мне приходилось читать книгу «Опиумные войны». Там англичане – тоже, кстати, хорошие мастера рукопашного боя – смеялись, когда видели мастеров кунг-фу. Люди, изображающие какие-то замысловатые движения, казались им не более чем клоунами. Один залповый удар, штыковая атака – и всё заканчивалось. Все эти китайские штучки хороши в рукопашном бою один на один без оружия.
– Какая информация, необходимая для написания книги, была вами получена непосредственно в экспедициях?
– Мы уже говорили об этом. Я видел места, где всё происходило, однако обнаружить следы события достаточно тяжело. Я не могу, как просил меня один из оппонентов, предъявить «объективные материальные доказательства». Представьте себе: прошло 350 лет. За это время произошло естественное разложение не то что скелетов – даже железа, что-то смыл Амур. Давайте вспомним и то, что вдоль Амура земли обрабатывались. Представляете, сколько раз это место перепахали?! Нашел крестьянин ржавую железку и, если можно пристроить её куда-нибудь – переплавил, если нет – выбросил в ту же реку. На Амуре было много возвышенностей, которые казаки использовали как наблюдательные пункты, но в тридцатые годы прошлого столетия эти возвышенности были срезаны, для того чтобы разместить там артиллерийские батареи. Кого в те годы интересовали какие-то исторические железяки?!
– Со времён, описанных в вашей монографии, Дальний Восток сильно изменился?
– В смысле климата это уникальная территория. На территории ЕАО сталкиваются три типа воздушных масс: тропические, арктические и континентальные. Лето жаркое, зима холодная и сухая. В четвертом веке нашей эры сюда пришли племена мохэ, которые пригнали с собой огромное количество крупного рогатого скота и лошадей – порядка трехсот тысяч голов. В результате утаптывания и унавоживания почва стала плотной, и болота отступили. Здесь стали простираться приамурские прерии. Может, оттого и Бира была полноводнее. Обычно человек играет роль разрушителя природы, но здесь случай исключительный: хозяйственная деятельность человека положительно сказалась на природном развитии территории. Но, видимо, после прихода землепроходцев в ХVII веке местное население практически исчезло, хозяйственная система разрушилась. Не стало скота – территория снова стала заболачиваться.
– Как вы относитесь к тому, что земля, отвоёванная первопроходцами у природы для государства, иногда отдаётся нашим геополитическим соседям практически безвозмездно?
– Здесь я бы хотел развернуть наш разговор немного в другую сторону. Предлагаю вспомнить события 2008-09 годов. Я был приглашен в мэрию города на заседание комиссии по культурно-историческому наследию. Мой доклад о землепроходцах тогда произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Речь шла о том, что у области есть свой эпический герой – Онуфрий Степанов, он погиб на территории области. Винников, который тогда был мэром города, заинтересовался фактами. Заговорили о сооружении памятника, о том, что в Биробиджане можно проводить фестиваль в честь Кумарской битвы. Боже мой, что началось с чиновным людом: барабанный бой, размахивание знамёнами, по городу была пущена анкета, мне было дано задание организовать лекторий по организациям и школам!.. В таком городе, как Биробиджан, лекциями по теме было охвачено две тысячи человек. Уже начал обсуждаться проект памятника. А потом Винников перешёл на должность губернатора и у него появились другие дела. Мэру, который пришел на его место, видимо, это было совсем не интересно. А чиновники, которые били себя в грудь и кричали, что умрут, но память о героях восстановят, куда-то растворились.
– Вы обращались лично к Пархоменко?
– Нет, меня просто перестали приглашать на эту комиссию. Местная власть заняла позицию кокетливой женщины. Я несколько раз пытался напомнить про ситуацию, и в этом мне помогал Александр Романович Бобров (бывший глава областного отделения пенсионного фонда – прим. авт.), который тоже загорелся идеей. Чиновники объясняли, что реализация задуманного пока невозможна, а после они же подходили ко мне и спрашивали, как идут дела с памятником – как будто памятник изготавливается у меня в квартире.
– А с новым мэром города вы не пытались обсудить этот вопрос?
– Нет, не пытался. В конце концов, если область не хочет иметь своего героического прошлого, то это её проблемы. А я в интернете уже много гадостей о себе прочитал. Меня упрекали в том, что я раздуваю землепроходческий компонент. Говорили, что все события, описанные мною, непонятны, спонтанны, что здесь бродили шайки, которые грабили и убивали. Был тезис, что Онуфрию Степанову нельзя ставить памятник, потому что он уничтожал коренное население. На одном из порталов я прочёл, что памятник ему оскорбит наших южных соседей. Печально, что люди, живущие сейчас на этой земле, даже не представляют себе, что происходящее не имело к китайцам никакого отношения. В XVII веке здесь было противостояние двух конкретных государств: России и Маньчжурской империи. И в любом случае: Китай, конечно, наш друг и союзник, но это не повод для самоуничижения. Ведь на той стороне Амура китайцы ставят памятники жертвам событий 1900 года, как жертвам российской агрессии. Я много поездил по нашей стране, приходилось бывать и за границей, но более наплевательского отношения к своей истории, чем это происходит здесь, в ЕАО, я ещё не видел. Не знаю, чем это объяснить. Область вышибает из-под себя большой исторический пласт, причём это делается незаслуженно. Здесь ведь даже раскопок делать не нужно. Мы были в Екатерино-Никольском и привезли оттуда килограммы аборигенной керамики. Моя коллега Вера Прокопьевна Макаренко работала со студентами в верховьях Биджана – там местный фермер вскрыл целое стойбище. В нашем музее сейчас лежит найденный в тех местах замечательный клинок XII века. Фермер предлагал нам: «Приезжайте, берите что нужно, описывайте». Но мы не поехали, потому что не было средств. Сейчас там наверняка всё перепахано и застроено.
– Землепроходческое движение XVII веком не закончилось. Вы намерены продолжать работу над темой?
– XVII век – это эпоха героики, момент, когда закладывались основы государственности. Потом на какое-то время Россия будет отсюда вытеснена. Эпопея XIX века тоже интересна, но в ней отсутствуют элементы, которые заставили бы меня заболеть ею. XVII век – это поход в незнамое, в никуда, в космос, если хотите. Правда, этим космосом для людей тогда была сама наша планета – неизвестная и загадочная. Эта эпоха может повториться лишь в случае, если человечество высадится на какой-то планете. Люди того времени заняли для нас эту землю, чтобы мы жили на ней. Любили или не любили её, уезжали и снова возвращались. Но если бы не их подвиг, ничего бы здесь и не было.
К истории родного края приобщался Александр Драбкин