Музей истории «Биробиджанстроя» открылся 6 августа 1990 года. Председатель Совета ветеранов треста, первостроительница города и области Фира Моисеевна Кофман умерла 21 июня 2008 года на 93-м году жизни. Вместо неё смотрителем музея стал заслуженный строитель России Лев Семёнович Кардашенко, некогда известный бригадир плотников. Фото из архива «Ди Вох».
18 мая – Международный день музеев. Журналист «Ди Вох» пишет о судьбе одного из музеев автономии.
БИРОБИДЖАН, 20 мая, «Город на Бире» – В здании на Комсомольской, 1, где располагался трест «Биробиджанстрой», на период выборов обычно создавали избирательный участок. Номер его я уже не помню, но какое-то время именно туда я приходил с паспортом, чтобы отдать свой такой нужный избирательный голос депутату, о котором, как правило, ничего не знал.
Но дело вовсе не в выборах и не в моём голосе. Год от года на выходе из комнаты для голосования я вдруг слышал за спиной грозный по форме, но добрый по интонации голос: «Саша, а ну-ка немедленно иди сюда!» Этот голос я узнал бы из тысячи. Фира Моисеевна Кофман – замечательная, добрейшая женщина, имевшая в наличии грубый «мужской» голос. Всегда, даже в детстве, я обращал внимание, насколько он не соответствовал её мягкому нраву. Я, конечно, немедленно подходил к маленькому столику, стоявшему в лестничном холле, здоровался и слышал команду:
– Тебе сегодня обязательно нужно сходить в наш музей!
– Да я видел его, и не раз, – пытался я улизнуть от незапланированной экскурсии.
– Ты давно не был, пора, – ставила точку Фира Моисеевна, и я, не сопротивляясь, шёл за ней на четвёртый этаж.
На очень короткое время я ступал на территорию старого, тронутого забвением деревянного города, где с витражей и стендов мне улыбались знакомые с детства лица. Экспонаты навевали гордость и даже добрую зависть. «Везёт же людям, жившим в те времена! – думал я. – Сам-то ещё ничего в жизни не построил…» А экскурсовод глуховатым басом называла знакомые фамилии и улицы, указывала то на один предмет, то на другой... Но я был не с нею, я был в другом Биробиджане.
Потом мы спускались вниз и я обязательно делал запись-отзыв в журнале посетителей. Это был ритуал, к которому я даже привык.
Музей – детище Фиры Кофман – это и не музей как будто вовсе, а практически семейный альбом. В нём «ребёнок» – наш Биробиджан – запечатлён со дня рождения до наших дней.
В начале двухтысячных трест «Биробиджанстрой» был небеден. В числе его работников были такие имена, не знать которые в городе считалось неприличным. Опалённые солнцем и выветренные на строительных площадках стальные лица источали силу даже на любительских фотографиях. А потом главной хранительницы музея не стало.
Строительный трест, как и многие предприятия области, утратил былую силу, и лишь люди, убежденные в правоте прошлого и в правильности своих дел и решений, ещё приходили в музей – когда на праздник, а когда по случаю. Некоторые приводили детей и внуков. Здесь бывали туристы из Японии, Китая, США, Канады и Кореи. Впрочем, что там для них интересного? Обычные люди строили обычный город...
А может, напротив: и люди, и город необычные? Может, это только нужно правильно увидеть?
Вместо Фиры Моисеевны смотрителем музея стал заслуженный строитель России Лев Семёнович КАРДАШЕНКО, некогда известный бригадир плотников. Сейчас он живёт в Москве и о музее вспоминает как о последней своей биробиджанской любви и печали.
– Всё рухнуло после смерти Димирия Юрьевича Косвинцева, – с горечью в голосе говорит мне Лев Семёнович. – Музей почему-то стал не нужен тресту. Дочь Косвинцева Надежда Журавлёва сказала, что всё, что было в нашем музее, передадут в музей краеведческий. Экспозиции разобрали и вывезли. Куда – я не знаю. Только за то время, что я ещё жил в Биробиджане, до сентября 2016 года, в областном краеведческом музее никаких экспозиций, посвященных нашему тресту, так и не появилось. Я возмущался, ходил в городскую Думу к Павлу Ворожбиту и Людмиле Копёнкиной, они приглашали для разговора директора областного музея Татьяну Косвинцеву, но всё оставалось на своих местах. Экспонаты строительного музея так и лежали где-то в запасниках, для них не нашлось места.
Чтобы снова попасть в помещение бывшего музея боевой и трудовой славы «Биробиджанстроя», я обратился к Надежде Дмитриевне. Она пригласила сотрудницу и та проводила меня по знакомым ступенькам на четвёртый этаж. Ключами, выданными нам вахтёром, мы открыли этажную дверь, но в сам музей попасть так и не смогли: ключи не подошли. На дверях по-прежнему висит маленькая табличка с расписанием работы...
Памятуя о том, что часть экспонатов передана областному краеведческому музею, я поинтересовался их судьбой у Татьяны КОСВИНЦЕВОЙ.
– Сейчас там музея практически уже нет. После смерти бывшего руководителя треста Дмитрия Юрьевича Косвинцева музей был в запустении. Наследница Косвинцева Надежда Дмитриевна Журавлёва решила экспонаты музея передать нам. Мы всё основное перевезли, там остались только макеты. Их судьба мне неизвестна. К сожалению, такова судьба всех наших общественных музеев. К нам полностью перешли экспонаты музеев биробиджанской швейной фабрики, завода силовых трансформаторов, завода «Дальсельмаш»... Хорошо ещё, что люди, зная о нашем музее, передавали нам то, что составляло содержание общественных музеев предприятий. Хуже, когда музейные фонды просто раздавали людям по принципу «берите, что хотите». Так случилось с музеем швейной фабрики. Что мы успели, то забрали в свои фонды, а куда делись ордена и другие боевые и трудовые награды бывших работников, по сей день неизвестно. Пока экспонаты музея «Биробиджанстрой» у нас находятся на временном хранении, их очень много и они не все описаны.
Сфотографировать экспонаты бывшего общественного музея строителей, переданные краеведам, мне тоже не удалось. Со слов Татьяны Дмитриевны, их будет трудно отыскать в тесном хранилище областного музея, площадь которого составляет всего пятнадцать квадратных метров.
«Значит, не суждено», – подумалось мне с грустью, когда я не увидел ничего из того, что было гордостью строителей, радостью и личной удачей Фиры Моисеевны Кофман. А после я даже внутренне обрадовался. Мне очень не хотелось увидеть опустевшие музейные витражи и стенды, мёртвую пустоту в местах, где красовались фото. Мне показалось, если я вдруг увижу всё это, откуда-нибудь сверху, из небытия, раздастся как никогда жёсткий голос: «И как тебе это нравится?! Пойдем, ты должен сделать запись»….
Александр ДРАБКИН