БИРОБИДЖАН, 5 апреля, «Город на Бире» — Две маленькие девочки погибли ровно месяц назад, в ночь на 26 февраля. От их дома на Майской улице, считай, ничего не осталось. Взглянуть на место происшествия и поговорить со свидетелями «Ди Вох» отправила своего спецкора Александра ДРАБКИНА – криминалиста в отставке.
Привыкнуть к детской смерти нельзя. Работая в службе криминалистики Следственного комитета, я осматривал не один детский труп, и каждый раз был вынужден давить в себе эмоции. Каждый раз – как первый: физическая боль, патологическая ненависть к виновным и титаническое самообладание, чтобы оставаться адекватным и действовать в рамках закона.
И вот я снова на месте происшествия. С фотографии, прикреплённой прямо к забору усадьбы выгоревшего дома, на меня смотрят две красивые девочки четырёх и двух лет от роду. Возле портрета – веночек, на земле – принесённые кем-то игрушки, которые Алёна и Виолетта могут видеть разве что с небес. Внутри дома – в беспорядке сгоревшие дотла вещи. От детской кроватки остался только обгоревший каркас.
Маму девочек зовут Викой. Она их совсем юной родила. Старшую – так и вообще до совершеннолетия. Папу, тоже ещё очень молодого, от привлечения к уголовной ответственности спасла, похоже, только официальная регистрация брака.
Вопреки стереотипам Вика оказалась хорошей, заботливой мамой. Видимо, в сложных случаях иногда так всё же бывает. Все – от чиновников до соседей – утверждают, что дети были ухожены, сыты и присмотрены. В доме молодой хозяйки было хоть и бедненько, но чисто. Малышки исправно посещали детский сад.
– Папа всегда приносил дочку на руках, хотя она уже хорошо ходила, – утверждает заведующая детским садом Елена ТРОШИНА. – Видно было, что он любит ребёнка, его нежность была видна невооруженным глазом. Не помню, чтобы мама или папа хоть раз повысили голос, сорвались на детей. Задолженности за сад они не допускали, малыши всегда были красиво одеты, они ничем не отличались от тех, кто входит в категорию благополучных. Уж мы, в детском саду, хорошо видим, как к детям в семье относятся.
Александра КОБЫЛИНСКАЯ на момент пожара исполняла обязанности секретаря районной комиссии по делам несовершеннолетних. После происшествия попала в больницу, с работы ушла по медицинским показаниям. Вроде, и нет в этой трагедии её личной вины, а боль не уходит.
– Вика росла в сложной семье, – рассказывает Александра Петровна. – У её мамы были проблемы с алкоголем. Но сама Вика ничем отрицательным не характеризовалась и попала в наше поле зрения только потому, что забеременела и родила, будучи ещё несовершеннолетней. Ребята зарегистрировали брак и жили как муж с женой. О детях заботились. В доме было хоть и бедненько, но убрано. Еда, детская одежда, бытовая техника – всё было в наличии. В силу своих должностных обязанностей мы посещали эту семью, не поверите, 63 раза! Из них только один раз составили административный протокол: в момент посещения с детьми находилась бабушка, которая была в алкогольном опьянении. Но это случилось всего один раз, больше ничего подобного не повторялось! Мама Вики, то есть бабушка погибших девочек, сильно уже не злоупотребляла, помогала молодёжи, заботилась как могла. Наше активное внимание, похоже, становилось обузой для Вики, и она даже обращалась в прокуратуру района с жалобой на нас и просьбой оградить её от столь пристальной опеки. Вика училась в Амурзетском многопрофильном колледже. Жалоб на неё не было. Планировала приобрести более комфортное жильё за счёт родительского капитала. Она приходила и консультировалась с нами по этому поводу.
Отец девочек в последнее время с семьёй не жил. Он, как принято говорить, в местах не столь отдалённых. Но уголовная ответственность, к которой его привлекли, никак не связана с отношениями в семье, так что к этому делу не относится.
Когда Виктории понадобилось уйти из дома больше чем на сутки, она оставила детей под присмотром своей знакомой. Ничего особо плохого о ней тоже не известно. К уголовной и административной ответственности не привлекалась, раньше работала воспитательницей в детском саду. Женщина должна была постоянно находиться с детьми, но по какой-то причине оставила их на полтора часа, а когда вернулась, дом уже горел.
Я осмотрел то, что осталось от дома. Наиболее интенсивные прогары в комнате, видимо, служившей залом. Выгоревший диван и детская кроватка. Очевидцы говорят, что трупы детей нашли именно на диване. Старшая девочка лежала ближе к стене, младшая – с краю. Смерть детей наступила в результате отравления угарным газом, сопутствующее повреждение – термический ожог кожных покровов. Похоже, когда пожар начался, малышки уже спали. Незадолго до смерти нянька их покормила.
Следствие обязательно установит, почему мать оставила детей именно этой женщине, почему задержалась в гостях дольше, чем предполагалось. Но гражданке, обвиняемой по 109-й статье УКРФ – причинение смерти по неосторожности двум лицам, я бы уже сейчас задал много неудобных вопросов, ответы на которые в состоянии облегчить и её душу, и процесс предварительного следствия. Например, было бы интересно знать: в какой комнате этого дома она и её друг курили; где именно оставались дети, когда она покинула квартиру; пыталась ли она спасти детей, или, обнаружив возгорание, сразу побежала за помощью к соседу...
Со слов очевидца, на одежде женщины следов пожара не было. Да, руки были грязными, со следами копоти, в царапинах, но они могли образоваться и при иных обстоятельствах.
Судебно-медицинский эксперт Иван МЕЛЬНИКОВ, как и я сам, не может оставаться спокойным, когда видит детский труп. Хоть это и является частью его работы.
– Меня очень поразило поведение женщины, остававшейся следить за детьми, – делится своими мыслями и впечатлениями Иван Владимирович. – На её глазах случилась такая трагедия! Двое детей погибли, а она шутила и даже смеялась. Это спустя всего несколько часов после пожара. Мне трудно объяснить такое поведение.
Дмитрий МАМУНЯ, сосед Вики и её погибших дочерей, в тот вечер вернулся из тайги, где работал на лесоповале. В районе 23 часов к нему постучала та самая женщина и закричала, что в доме пожар и что там находятся дети.
Какое принять решение, он даже не задумался, не было, говорит, у него другого пути. Схватил куртку, обвалял в снегу и, повалив забор, отделявший его участок от соседского, вбежал в открытую дверь горящего дома. Горело уже сильно. По полу пролез до дивана в детской комнате, но там детей нащупать не удалось, слишком сильный был огонь. На несколько секунд выскочил на улицу, снова обвалял куртку в снегу и ещё раз вбежал в дом. Теперь он пытался найти детей в зале, но в какой-то момент почувствовал, что ему уже не жарко, а наоборот холодно.
– Я понял, что сильно обгорел, а шансов найти детей уже нет, – с Дмитрием Александровичем мы разговариваем в больничной палате. – Я тогда в окно выпрыгнул. Всё остальное помню плохо. Скорая помощь, реанимация... Уже здесь, в областной больнице, приходила женщина-психолог, интересовалась, полез бы я в огонь, если бы у меня самого были дети. Конечно, полез бы. Дети жить должны. Хоть свои, хоть чужие. Не жалко, что обгорел, жалко, что не смог спасти.
Только предварительное следствие и суд дадут ответы на главные вопросы этого дела. Девочки стали жертвами пусть и неосторожного, но преступления? Имел место несчастный случай? Какие последствия своего отсутствия в доме могла и должна была предвидеть женщина, которой доверили детей? Можно ли вообще было предвидеть этот пожар? Выводы делать рано, но они нужны – объективные и справедливые.
А пока мне вдруг подумалось: если пойдет дождь, фото девочек вымокнет, и им станет холодно. Как Дмитрию, который пытался их спасти.
Александр Драбкин.