Дядя Саша Баров и его сосед Виктор Матаев. Парень только что вернулся из армии.
Несмотря на огромную разницу в возрасте, мужчинам всегда есть о чём поговорить.
БИРОБИДЖАН, 31 октября, «Город на Бире» – О КОНЦЕНТРАЦИОННЫХ ЛАГЕРЯХ я читал в книгах, видел их в кино и верил в то, что показывают на экране. Я и подумать не мог, что лично познакомлюсь со случайно выжившим узником фашистского концлагеря.
Дядя Саша БАРОВ знает цену жизни по обеим сторонам забора из колючей проволоки. Сейчас он живёт в Израиле, в городе Нацерет-Иллит. Каждый день, если нет воздушной тревоги, он ходит в плавательный бассейн. Видя, как легко он гребёт по плавательной дорожке, и не подумаешь, что ему уже 93 года.
Дядю Сашу на разговор уговаривать не пришлось. Казалось, он сам искал, с кем бы поговорить. Еврей, рожденный в Молдавской республике, знает несколько языков: румынский, молдавский, идиш, ну и русский, конечно. Русский язык для него неродной, но я хочу, чтобы вы слышали дядю Сашу именно так, как он говорит на самом деле.
– Я РОДИЛСЯ в Румынии, – начал свой рассказ дядя Саша. – Отец мой был не из богатых, потому что попробуй стать богатым, если ты всего лишь портной, а у тебя семь сыновей и три дочери. Так было, и люди говорили, что в то время, раз не было света, то делали детей. Перед войной мы жили в городе Липканы Молдавской республики. Первый бомбы упали в нашем городе именно в 4 часа утра 22 июня 1941 года. Нас разбудили пушки, мы бежали в чём были – сначала в Бричаны, потом в Единцы. Мы добрались туда пешком без еды и без одежды.
Румыны собрали нас, бежавших, и погнали пешком на Украину. Сначала мы попали в Печору Винницкой области. Кушать там было нечего, работы тоже не было, нас всех окружили забором и сказали ждать. Недели через две нас погнали в Черкасскую область, Христиновский район, в село Талалаевка. Там собралось человек четыреста, не меньше. Всех загнали в огромный коровник, вместо постели нас насыпали соломы, окружили место колючей проволокой. Была уже глубокая осень. Спасибо местному населению, украинцам, которые бросали нам за колючую проволоку одежду и еду. Мы работали на каменном карьере. Кто мог, разбивал камни и таскал, а тех, кто не мог, били шомполами и заставляли это делать. Кусок хлеба и баланда, которые нам давали, силы не восстанавливали. Мы выживали за счёт крестьян, работавших рядом на полях. А охраняли нас литовцы и украинцы, которые во времена советской власти сидели в тюрьмах. При немцах они стали полицаями и очень старались услужить хозяевам. Сами немцы приезжали очень редко. Иногда они выстраивали часть людей в шеренгу, и одного из трёх, каждого третьего из этой шеренги, отводили в сторону, садили в машину и увозили. Примерно через час назад в лагерь привозили одежду этих людей. Это было страшно, когда мать или отец в куче привезённой одежды находили то, что принадлежало их сыну или дочери. Вы бы слышал эти крики!
Так мы прожили до декабря 1943 года. В том время Советская армия уже дошла до Киева. Местные убивать нас не хотели, а может, им было не до этого. Они старались быстрее и подальше убежать, но приехали немцы. Они вывели нас на улицу и через деревню погнали в поле. По дороге я и ещё двое молодых парней, которые могли бежать, сбежали. Я забежал в один из домов, но хозяева закричали, что немцы убьют их, и тогда я выскочил в окно в противоположную сторону дома, через огород, огороженный колючей проволокой, сквозь кусты и деревья ушёл от погони. По пути попалась скирда соломы, в которой я пробыл до утра, и, дождавшись рассвета, ушёл дальше.
В одной из украинских деревень я попал в семью, где мне сказали: «Парень, ты будешь у нас робыты, будем гнать горилку, исты, живы тут з намы, ни бийся, никто сюда не прийде, скоро придут наши». Всё было бы хорошо, но в село снова пришли немцы, я снова прятался от них и дошёл до края.
Когда пришли русские, меня взяли в армию, но поскольку я был сильно истощён, то сначала положили в госпиталь, чтобы я хоть как-то набрал вес. После я попал в стройбат, где служил до 1947 года, в боевых действиях не участвовал. Уже после войны я узнал, что после нашего побега немцы вывели всех людей за село, где заранее приготовили огромный ров, заставили всех раздеться и расстреляли. Говорят, немцев было немного, но они все были с оружием и расстреливали тех, кто пытался бежать, и тех, кто оставался на месте. После войны, уже демобилизовавшись из армии, я приехал и нашёл это место. Местные жители боялись при советской власти говорить страшную правду, но я узнал-таки, что место, где закопали узников концлагеря, просто засеяли рожью. Мне показали, где примерное место, где все захоронены. Я поставил там доску и написал на ней, что здесь фашистами расстреляно 400 евреев. Участником войны в России меня так и не признали. Я, получается, был на трудовом фронте, у меня даже справка есть, которую я получил сразу после демобилизации, но эта справка никому не была нужна. «Вы были в трудовой армии, – сказали мне, – вас нет в списках».
В 1973 году я приехал в Израиль. Когда там начали выплачивать деньги тем, кто был в фашистских концлагерях, мне их не платили в течение двух лет, потому что в то время о лагере в Талалаевке нигде не нашлось упоминаний, а справки у меня не было. Потом мне всё-таки прислали сообщение, что там был лагерь для евреев и военнопленных. На самом деле ни одного военнопленного там не было, в этом лагере содержались только евреи. Нигде нет сведений об именах и фамилиях узников. Будто и самого лагеря тоже не было, только земля, на которой сеют рожь. Даже колючую проволоку крестьяне скрутили и унесли, видимо, чтобы огородить поля от скота.
Сейчас я получаю пособие как узник концентрационного лагеря, что я был в Печоре. Когда-то я очень нуждался в деньгах и добивался того, чтобы меня считали узником лагеря в Талалаевке. Дело вовсе не в документах, по которым мне платят пособие, я хочу при жизни своей добиться того, чтобы именно в Талалаевке, в месте расправы над евреями и их захоронения, было установлено, что там был лагерь, и люди в нём страдали, мучились и погибали. Жалко, что вы живёте далеко на Дальнем Востоке, а если бы вы жили на Украине, то, может быть, смогли бы найти это место. У меня здесь в гостях были голландцы, они обещали мне найти это село. И другие люди тоже обещали, но пока не нашли...
НАЙТИ ТАЛАЛАЕВКУ труда не составило. В интернете есть даже фото гранитного карьера, где, со слов дяди Саши, когда-то работали узники. Но в информации об этом селе нет ни слова о концентрационном лагере. Есть сведения о достопримечательностях, церковь есть, и молятся в ней селяне о душах усопших. А известный мне старик всё ждёт признания Талалаевки местом гибели близких. Ждёт как небесного света, который прольется на забытое, засеянное рожью захоронение, и души расстрелянных узников обретут наконец земной покой, когда о них узнают ещё живущие на земле.
Александр ДРАБКИН
Нацерет-Иллит – Биробиджан