Журналист «Ди Вох» прогулялся по некогда зажиточному селу
БИРОБИДЖАН, 4 октября, «Город на Бире» – В отличие от большинства деревень автономии, это село для меня очень много значит. Дело в том, что раньше, в 80-х годах, в Найфельде был трудовой лагерь. Старшеклассники нашей школы – пятой биробиджанской – ежегодно пыхтели там на обширных совхозных полях, отрабатывая практику, а после обеда – веселились и отдыхали, как в обычном оздоровительном лагере. Я ездил в лагерь пять лет, с 85-го по 90-й, и лично для меня это было самое счастливое и безмятежное время. И воспоминания, связанные с этим тогда ещё крепким и зажиточным селом, у меня остались только светлые.
В НАЙФЕЛЬДЕ я не был с 10-го класса, то есть с 17 лет. Конечно, я догадывался, какие нынче картины увижу – и в самом селе, и на месте любимого мною трудового лагеря. И потому, дабы сразу не расстраиваться, я сперва побродил по улицам, осмотрелся, поговорил с селянами «за жизнь». Всё как и ожидалось: грустно и привычно.
– Да какая там жизнь! – всплеснула руками старожилка Найфельда Наталья ПЕРШУТА. – В селе работы нет. Молодёжь разъезжается, мужики пьют. Я раньше работала в совхозе дояркой. Не такие большие деньги получала, но на жизнь хватало вполне. Хозяйство держали. Высаживали огород. А сейчас устроиться можно только в городе. И все, кто ещё хочет хоть как-то тянуть семью, ездят на заработки в Биробиджан. Утром автобус битком набит, не продохнешь. А поедешь следующим – ко времени уже не успеешь. Сама я работаю в кафе на трассе, муж с отцом получают пенсии по инвалидности – вот на эти деньги мы и живем.
На такие доходы, и правда, особо не разгуляешься. Тут одних только дров на зиму, говорит хозяйка, на тридцать тысяч рублей надо закупить. Корма для двух поросят недешёвые, да и на другие хозяйственные нужды тоже потратиться надо изрядно. Выкручиваются на натурпродуктах. Только вот в плане урожайности этот год совсем не задался. Вроде и природных катаклизмов никаких не было, а ничего толком не уродилось. Даже картошка, крестьянская кормилица, в Найфельде нынче величиной с редиску. И сбывать её в селе просто некому.
ПОЛЯ здесь уже стоят голые. Местные выкопали и уложили в закрома свой скудный урожай. Но на одном картофельном поле (на котором, каюсь, я в свои семнадцать лет воровал совхозный горох) мы всё же заприметили двух запоздалых тружеников. Разговорились. Думал, поделятся сельскими горестями и радостями. Оказалось, нездешние они.
– Мы из «Маяка», из социального приюта, – разоткровенничался Дмитрий ЖЕРНОВ. – Я недавно освободился из Бирской колонии по УДО. Идти мне некуда. С родственниками отношения не сложились. Вот с полгода назад и прибился к «Маяку», так и живу тут. И поле это тоже «маяковское». Есть у нас ещё одно – подальше. Мы вообще стараемся побольше выращивать своих овощей. Правда, на полях в основном работаем только мы вдвоем с Алексеем. Все остальные обитатели «Маяка» – старые или инвалиды. Здоровые, трудоспособные мужики обычно на лето уходят в город и сейчас там по лавкам спят. А к зиме обратно возвращаются. Что касается урожая, в этом году и в самом деле не очень. Кабачки и баклажаны ещё туда-сюда. Капусту нашу всю сельские коровы сожрали. А картошка – мелочовка одна.
Напарник его Алексей УШАКОВ тоже «условник». Дом в родном Ауре, говорит, сгорел. Пристроился работать в Биробиджане на пилораму, с проживанием. Но предприятие закрыли, и он снова оказался на улице. Приютила сестра, но тоже ненадолго. Выставила за пьянку. Благо, говорит, есть «Маяк», и теперь хоть крыша над головой имеется. С полгода как-нибудь перекантуется на общественной картошке, а по весне планирует уехать на вахту.
СКРЕПЯ СЕРДЦЕ я отправился привычной дорогой к нашему лагерю. И, как и ожидал, на месте аккуратных, обжитых и вечно весёлых бараков увидел заросший буйными травами пустырь. И тишина там стояла, как на заброшенном сельском погосте. Я бы и не узнал это место вовсе, да там до сих пор остались асфальтированные дорожки. И меня, не особо склонного к сантиментам, от их вида вдруг охватила такая ностальгия – не передать! Почувствовал, будто мне снова семнадцать лет, и я молодой, беззаботный и кудрявый. Рядом друзья-одноклассники, и ещё никто из них не свалил в поисках лучшей доли за бугор. Девчата наши весёлые, стройные, красивые и пока незамужние. И кое-кто из них мне очень даже симпатичен. Лучший мой школьный друг Андрей Клунко ещё жив, и он рядом. Ох и чудили мы с ним в этом лагере, ох и куролесили! Каждую ночь уходили на поиски приключений: то девчат наших затеем пастой мазать, да там у них до утра и зависнем за душевными разговорами; то пойдем в ночи купаться; то на рыбалку. Пошли с ним как-то в полнолуние на сельское кладбище – какая лагерная смена обходится без этой глупой забавы?! Однако, посреди пути мы забоялись и повернули обратно, а утром наплели друзьям с три короба всяких «ужастей».
Там же, в лагере, я взял свои первые аккорды на гитаре. И это было очень круто – сбацать «Группу крови», Цой тогда был на пике славы. Из лагеря я привез парочку шрамов. Один – боевой на лице, полученный в драке. Другой – на ноге: в мутных водах Икуры наступил на капкан.
И наши учителя тогда казались мне такими взрослыми, такими умудрёнными. А разобраться – так они лет на двенадцать всего-то старше нас были. И теперь я на столько же лет старше их тогдашних. А ещё мне никогда не забыть полуночных августовских звёзд Найфельда! Такого неба, таких ярких, чистых и красивых звёзд я не видел больше никогда! То ли зрение у меня совсем просело, то ли звёзды за четверть века сильно измельчали.
Сейчас в Найфельде вместо молодой, беззаботной и жизнерадостной гвардии коротают свой век бездомные люди, бывшие узники, брошенные старики да инвалиды. Тоска и безнадёга. Понимаю: время вспять не повернуть, но иногда всё же так хочется это сделать!..
Евгений СТЕПАНОВ